Ст@лкер, 53 - 28 мая 2015 14:13

То роковое утро несмотря на зимнюю пору выдалось солнечным и несмотря на войну показалось удивительно тихим. Правда, кое-где изредка раздавались автоматные очереди, но для истерзанного города этот звук уже успел стать привычным. Этим затишьем надо было воспользоваться - понятно же, оно не надолго. Тамара решила: они сейчас же снова попытаются ускользнуть из осажденной, погибающей столицы.
Мать с дочерью успели дойти почти до "Минутки", этой злополучной площади, название которой мелькало в стольких военных репортажах, когда налетела стая самолетов и началась бомбардировка. Женщины кинулись к развалинам домов, надеясь укрыться за этими мрачными каменными грудами - иного спасения не было. Они почти добежали - Тамара что есть сил мчалась впереди, таща за руку слабеющую дочь. Но та вдруг, мгновенно отяжелев, повисла на материнской руке и медленно, устало села на землю.
В горячке бега Тамара не сразу поняла, что случилось: она еще дергала ее, торопливо тянула, крича: "Вставай, мы почти дошли!". Но дочь как-то странно клонилась набок, молча падала, и как ни старалась Тамара удержать ее, в конце концов рухнула, ткнувшись щекой в грязный снег. Задыхаясь от ужаса, мать обхватила ее за спину, пытаясь приподнять, но тут рука наткнулась на что-то липкое и горячее, и женщина увидела, как сквозь пальцы потекла красно-бурая жидкость.
Прилив той непостижимой силы, что Бог или природа порой посылают человеку в самых отчаянных ситуациях, позволил ей оттащить дочь под прикрытие: там неподалеку торчала бетонная стена - остаток разрушенной грузинской высотки. Волоча бесчувственное тело, женщина все приговаривала: "Нам нужно спрятаться, дочка!" Хотя уже знала: той, кому она шепчет эти слова, больше нет.
Внезапно грохот смерти, беснующейся вокруг, оборвался. Наступившая тишина оглушала. В ней чудилось что-то зловещее. Словно настал конец света, и мир онемел, осознавая непоправимый ужас случившегося.
Тамара бережно уложила дочь, повернув ее голову в сторону Каабы, закрыла погасшие любимые глаза, тихонько провела дрожащей рукой по еще теплому телу. Эта прощальная ласка была сейчас единственной возможной данью материнской любви: не будет ни похоронного обряда, ни плача родных, ни могилы. Среди этих развалин останется еще один безымянный труп. Но под ладонью вдруг почудилась какая-то дрожь. "Жива!" - вскрикнула Тамара, задохнувшись от несбыточной надежды.
Нет. Это бился в чреве мертвой матери живой ребенок. Для взрослых смерть уже успела стать привычкой, но он был слишком маленьким, чтобы смириться. Он не соглашался с участью, на которую обрекало его их безумие. Ребенок стучался в мир, так жестоко его встречавший.
Сраженная эти новым кошмаром, женщина сникла, теряя, казалось, последние силы. Она не могла даже плакать, хотя лицо было мокрое - сдернув с головы платок, она машинально утерла его, так и не поняв, то ли это были слезы, то ли кровь убитой дочери. Но оцепенение длилось не долго. Мысль, сверкнувшая в мозгу, заставила ее вскочить на ноги. Теперь она знала, что сделает. Но как? Под рукой ничего подходящего. Нет, есть! Оглядевшись, одна выбрала среди в изобилии валющихся вокруг осколков стекла самый удобный - длинный, как нож, - расстегнула на дочери пальто, обнажила живот.
Как ни велика была ее решимость, первое движение далось со страшным трудом. И все же Тамара, призвав на помощь Всевышнего, твердой рукой сделала надрез. Очень осторожно, ведь надо не поранить ребенка - при всем своем смятении она помнила об этом. Но кожа оказалась многослойной и не такой тонкой, как она думала. Пришлось резать глубже.
Вот, кажется, открылось маленькое, совсем крошечное отверстие... И вдруг из него высунулась пятка малыша! Казалось, он хочет помочь ей, сам расширяет себе путь. Тамара сделала еще один надрез, нащупала обе ножки и, обхватив их, осторожно вытащила ребенка. И тут наступила реакция - после только что пережитого неимоверного напряжения ее душил крик горя и ярости.
И когда младенец захныкал, женщина словно в ответ ему разразилась рыдающим воплем. "Плачь! Плачь! - кричала она, глядя на руины города, на труп дочери, не дождавшейся материнства, на собственные окровавленные руки, на ужасный и спасительный стеклянный нож. - Плачь за всех! Посмотри, в какой мир ты пришел! Плачь!" Этим же осколком стекла она перерезала пуповину, завернула поворожденного в свой платок и уложила на откинутую полу расстегнутого пальто дочери.
Тамара не помнит, сколько она просидела над мертвой. Ребенок поплакал, но немного - скоро успокоился, как будто знал, что этим не поможешь. Потом он уснул.
Зимой смеркается рано. Сквозь туман горя и усталости Тамара вспомнила об этом, глядя, как темнеют тени между каменными нагромождениями развалин. Пора было возвращаться к своим. К тем, с кем они утром попрощались, надеясь, что на сей раз смогут выбраться из города. После очередного неудачного бегства отправляться в обратный путь было не впервой, но кто бы мог вообразить такое возвращение?
Женщина, как могла, прикрыла тело дочери камнями, щебенкой, землей, сверху завалила большими кусками бетона. Потом завернула ребенка в пальто убитой матери, обеими руками обхватила драгоценный неуклюжий сверток и, бережно прижимая к груди, побрела обратно в осажденный город.

Возможно ли здесь то, что в обычной жизни называют счастливым концом?
Не знаю, не смею сказать ни да, ни нет...


( с )