Сергей, 68 - 14 декабря 2012 12:04

- Аборт, — устало пожала я плечами, — для меня это дело решенное.
- Ты соображаешь, что говоришь? — нервничала подруга, куря сигареты одну за другой и старательно выдувая дым в сторону. — Это же твой последний шанс! Мужики приходят и уходят, и только дети остаются нашим смыслом жизни навсегда!
- Юль, избавь меня от банальностей, — вяло отмахнулась я. — Что я, мало этих красивых слов в жизни слышала? Ну какой ребенок? Квартира у меня маленькая, денег нет, мужа тоже нет! Что я смогу дать этому ребенку?
- Я, конечно, не могу тебя заставить, — Юлька нервно затушила в пепельнице сигарету, — но умоляю подумать! Твоя карьера складывается хорошо, скоро ты получишь гонорар за третью книгу и за сценарий, наш продюсер тобой очень доволен и рассчитывает на дальнейшее сотрудничество. Я прослежу, чтобы тебе — уже как известному автору — повысили процент отчислений за книги, возьму финансы в свои руки — раз уж от тебя никакого толку! Мы с Лилькой будем рядом, все купим: от пеленок до коляски! Это твой шанс никогда больше не быть одной, — Лилька взяла меня на руку, но я отдернула ладонь, будто от удара током, встала из-за стола и быстро пошла прочь...
В ту ночь я не могла уснуть. Рано утром надо было отправляться на аборт в платную клинику, что пробивало большую брешь в моем и без того скудном бюджете.
- Ну как я могу родить ребенка, если даже аборт для меня дорогое удовольствие? — утешала я себя, глядя в потолок. — А если я не смогу его полюбить? Или умру при родах, и ребенок попадет в детдом? Нет, определенно, таким как я нельзя заводить детей, и убиенный мною младенец еще скажет мне «спасибо», так и оставшись ангелом!..

Из моих глаз текли соленые слезы, заливая лицо, губы, уши... Но я знала, что поступаю правильно, и единственное, что могу сделать — это честно оплакать своего неродившегося малыша. Почему-то я была уверена, что это девочка с толстыми щечками и кудрявыми волосами... «Все, хватит! — закричала я сама себе. — Нет никаких девочек, это всего лишь кусок мяса размером с грецкий орех, и я даже ничего не замечу, когда его извлекут из моего тела!»
За окном шел мелкий серый дождь, я поняла, что сойду с ума от мыслей и все равно не смогу уснуть, поэтому в шесть утра вышла из дома и побрела по пустынной улице. Прямо передо мной выросла вдруг фигура моего соседа Федора Михалыча Достоевского, с которым нас разделяли десять домов и сто лет — «весь прогресс человечества не стоит одной слезы ребенка»... «Слезы ребенка», — звучало в моей голове, как эхо: «Слезы ребенка...» Какого ребенка? Никакого ребенка нет!.. Ребенка не будет!.. Я обогнула каменное изваяние писателя и побрела дальше. Сама не помню, как оказалась возле того Собора, который ни раз пробегала мимо, краем глаза отмечая величавость старых куполов; я подергала тяжелую массивную дверь, но та была заперта — и правильно, я никогда не ставила Богу свечек в лучшие времена, отчего тот должен проснуться в такую рань ради моих проблем? Но тут дверь со скрипом отворилась: на пороге стояла старушка в дешевом ситцевом платочке и ногой легонько подвигала к выходу тощую плешивую кошку с огромным животом:
- Иди, Муська, иди прочь, — приговаривала старушка, — опять пузо нагуляла! Это мне снова котят топить — грех на душу брать, мерзавка ты эдакая!..

• 
• 
•